Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]
— Она рабыня, Марк. И когда она меня защищала, она лишь делала то, что должна была делать. Мне что, благодарить ее за это? Да ее жизнь и гроша ломаного не стоит.
Марк почувствовал, как в нем нарастает такое отчаяние, что он едва мог дышать.
— Ее жизнь — для меня все! Я люблю ее! — закричал он.
Тут толпа дико взревела, Марк повернулся и увидел, что на арену вышли львы. Он вскочил на ноги.
— Нет! Она ни в чем не виновата! Она не причинила никому зла!
— Никому? — Юлия встала рядом с ним, схватив его за руку. — Она поставила своего Бога выше тебя. Она поставила своего Бога выше Рима! Она — смрад для моих ноздрей, заноза в моем теле, и я хочу уничтожить ее, чтобы она исчезла с лица земли. Я ненавижу ее! Ты слышишь? — Она повернулась к арене. — Да! Отгоните львов от стены!
— Нет! — Марк отшвырнул Юлию. — Хадасса, назад! Наза–а–ад!
— Отгоните львов от стены! — закричала Юлия с еще большим остервенением.
— Нет! — продолжал кричать Марк, отталкивая вцепившуюся в него сестру. — Хадасса, вернись назад!
Рев толпы стал еще громче, когда Хадасса спокойно пошла к центру арены. Львица пригнулась. Хадасса медленно раскинула руки в стороны и подняла их вверх, как будто приветствуя дикое животное, которое уже мчалось на нее.
— Не–е–ет! — снова закричал Марк, и его лицо исказилось от страха и боли, когда он увидел, как львица сбила девушку с ног. В этот момент он отвернулся — и почувствовал, что в нем как будто что–то умерло.
— Все! — победоносно воскликнула Юлия. — Все кончено!
По трибунам пронесся неудержимый гул восторга. Зарычали другие львы. Раздались крики страха и боли, и кто–то возле Марка засмеялся: «Смотри, как они разбегаются!» — другой вторил ему: «А ты глянь, как эти львы дерутся за первую девчонку!».
И в этот момент Бог ответил на молитву Хадассы.
Марк снова повернулся к арене, и его глаза вдруг открылись, когда он уставился на Хадассу, лежавшую на песке, на ее изорванную и окровавленную тунику. Над ее телом дрались две львицы, раздирая друг друга своими когтями. Одна вцепилась зубами в ногу Хадассы и пыталась оттащить ее в сторону. Другая снова напала на первую.
— Я отплатила ей за все, что она с нами сделала, — сказала Юлия, хлопая Марка по плечу. — Теперь о ней можно забыть.
— Я не забуду ее никогда, — хрипло произнес Марк и крепко схватил Юлию за руки, глядя на нее, как на что–то омерзительное и ненавистное. — Но я забуду тебя.
— Марк, — захныкала Юлия, испугавшись выражения его глаз, — ты делаешь мне больно!
— У меня никогда не было сестры, — продолжал Марк, отталкивая ее от себя. — И будь ты проклята всеми богами за все, что ты сделала!
Юлия вскочила, уставившись на брата, ее лицо побелело, глаза округлились от изумления.
— Как ты можешь так говорить? Я же сделала это ради тебя! Я это сделала ради тебя!
Марк отвернулся, как будто не слышал ее слов, как будто ее вообще не существовало на свете.
— Калаба, она нужна тебе? — спросил он низким, полным ненависти голосом.
— Она всегда была мне нужна, — сказала Калаба, и ее глаза сверкнули черным пламенем.
— Забирай ее. — С этими словами Марк повернулся и пошел прочь, оттолкнув Прима, возвращавшегося с винными мехами: — Прочь с дороги!
— Нет! — закричала Юлия. — Остановите его! Марк, вернись!
Калаба схватила ее за руку крепкой, неослабевающей хваткой.
— Поздно, Юлия. Ты свой выбор уже сделала.
— Пусти меня, — закричала Юлия, истерически рыдая. — Марк! — Изо всех сил она старалась вырваться, чтобы догнать брата. — Отпусти!
— Он ушел, — удовлетворенно сказала Калаба.
Юлия посмотрела на Хадассу, лежавшую на пропитанном кровью песке. Глядя на неподвижное тело, она вдруг почувствовала внутри какую–то пустоту.
— Марк! — отчаянно закричала Юлия. — Марк!
* * *Не в силах пробраться через толпу, чтобы уйти отсюда, Марк стал расталкивать кричащих зрителей. Рев толпы оглушал его своей дикой страстью, жаждой человеческой крови и страданий, ненасытностью, бешенством. С трудом дойдя до прохода, Марк спустился по ступеням и устремился к воротам. Выбежав через открытые ворота, он ничего не видел от слез. Он не знал, куда идет, ему было все равно. Он побежал, чтобы убраться подальше от этих звуков, этих запахов, от того, что сейчас стояло у него перед глазами. Он бежал, пытаясь избавиться от стоявшей перед глазами картины, — лежащая на песке Хадасса и дерущиеся из–за нее львы, для которых она была лишь еще одним куском мяса.
Марк задышал чаще, и горячий воздух обжигал его легкие. Он бежал до тех пор, пока силы не оставили его и он не споткнулся на вымощенной мрамором улице, заставленной мраморными идолами, которые ничем не могли ему помочь. Городские улицы были почти пустыми, потому что все жители собрались на арене и наслаждались зрелищами. Во избежание воровства на всех углах были расставлены легионеры. Когда Марк пробегал мимо них, они внимательно провожали его глазами.
Прислонившись к какой–то стене, он поднял голову и посмотрел на объявление об этих зрелищах. Уставившись на него, Марк вспомнил, сколько раз он сидел на этих трибунах, смотрел, как на арене проливается невинная кровь, и его это совершенно не трогало. Он вспомнил, как смеялся, когда гладиаторы отдавали все силы, чтобы выжить на арене, как сквернословил, когда поединок смерти затягивался. Он вспомнил, как скучал, когда узников отдавали на съедение диким зверям или прибивали гвоздями к крестам.
Вспоминая это, он думал о том, что сам стал виновником смерти Хадассы.
Издалека донесся такой знакомый рев толпы… Ненасытное отродье! Марк закрыл уши, и тогда откуда–то изнутри до него стал доноситься совсем другой звук — крик боли и отчаяния, крик совести и вины. Этот крик вырывался из его сердца и отдавался эхом по опустевшим улицам.
— Хадасса!
Марк опустился на колени. Согнувшись, он закрыл лицо руками и заплакал.
ЭПИЛОГ
«Вот, око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его, что Он душу их спасет от смерти…»
Псалтирь 32:18–19История не заканчивается!
Не упустите возможность познакомиться с захватывающим и динамичным продолжением истории о Хадассе, Марке и Юлии в романе «Эхо во тьме», второй книге увлекательной новой серии романов Фрэнсин Риверс с общим названием «Под знаком льва».
ЭХО ВО ТЬМЕ
1
Александр Демоцед Амандин стоял у Ворот Смерти и ждал возможности больше узнать о жизни. Никогда не испытывавший большого удовольствия от зрелищ, он пришел к этому месту без всякой охоты. Но теперь его поразило то, чему он оказался свидетелем, потрясло до глубины души.
Бешенство толпы всегда не давало ему покоя. Его отец говорил, что есть люди, которые испытывают наслаждение, наблюдая, как совершаются зверства и насилие над другими, и теперь Александр вспомнил его слова, когда краем глаза видел, с какими радостными лицами смотрели зрители на происходящее на арене. Александр нахмурился. Наверное, те, кто наблюдал весь этот ужас, благодарили богов за то, что это не они стоят сейчас лицом к лицу со львами или с натренированными гладиаторами — со всем тем, что таит в себе смерть. Создавалось впечатление, что тысячи людей одновременно испытывали неимоверное облегчение, улучшение самочувствия, видя, как на арене льется кровь, будто эта запланированная мясорубка могла защитить их от растущего хаоса в насквозь прогнившем и деспотичном мире. Ведь в то же время в империи происходили ужасные вещи, но — в этот непосредственный момент — они не происходили с элитой, с теми, кто верой и правдой служит Риму. Александр грустно улыбнулся при мысли, что вряд ли кто–то из присутствовавших здесь понимал то, что было очевидно для него: запах крови на песке не слабее запаха похоти и страха, который пропитывал всех и вся в этой Империи. Казалось, им был наполнен воздух, которым люди дышали.
Однако сегодня… сегодня происходило что–то особенно тревожное. Что–то такое, что заставило молодого человека испытать такие чувства, какие он редко испытывал раньше. Сейчас он во все глаза смотрел на упавшую девушку и чувствовал необъяснимое возбуждение.
Амандин вцепился руками в прутья железной решетки и во все глаза смотрел на песок арены, на котором теперь лежала эта девушка. Она только что отделилась от остальных жертв — такая спокойная и даже радостная. Потом Александр вспоминал, что она почему–то сразу привлекла его внимание. Будучи талантливым врачом, он умел замечать все необычное, все, что выделяло человека из массы остальных, вот и теперь он видел в ней нечто удивительное… Нечто, не поддающееся никакому описанию.